Чем конфликт интересов напоминает ограбление бабушек, кто должен следить за этическими правилами и публикационными нормами, в каком случае российской науке грозит судьба российского спорта, а также в чем идея возглавить научный журнал сродни донкихотству, читайте в интервью российского и американского химика, президента русско-американской научной ассоциации RASA-USA Александра Кабанова на Indicator.Ru.
Александр Кабанов — член-корреспондент РАН, профессор университета Северной Каролины и МГУ имени М. В. Ломоносова, директор Центра нанотехнологий для доставки лекарств и Института наномедицины Каролины (Чапел-Хилл, США). В конце прошлого года он стал главным редактором российского Review Journal of Chemistry («Обзорный журнал по химии»), который издается Pleiades Publishing. С тех пор журнал обзавелся международной редколлегией из ведущих химиков со всего мира, принял решение сменить название и сформировал портфель принципиально других статей для новых выпусков. Почему именно такие международные издания нужны российской издательской экосистеме, он рассказал нам в интервью.
— Почему вы решили стать главным редактором российского научного журнала? В чем вы видите его миссию?
— Скажу честно, я при обычных обстоятельствах не взялся бы за создание нового журнала. И больше того, в прошлом отказывался стать редактором того или иного существующего международного. Но тут сложилась особенная ситуация. Общаясь с коллегами и издателями из России, я стал понимать, что система научных публикаций в нашей стране переживает экзистенциальный кризис. Это отчасти результат поистине тектонических сдвигов, происходящих в этой области во всем мире, а отчасти отставания и архаичного состояния дел с научными публикациями, сложившегося за последние десятилетия в России. Я об этом говорил подробно в одном из предыдущих интервью Indicator.Ru и не хочу повторяться.
Отмечу только, что в России мало журналов, которые носят по-настоящему международный характер. С точки зрения издательского дела международные журналы — это такие, в которых как минимум две трети членов редколлегии — зарубежные ученые и публикуются статьи авторов из разных стран. У российских изданий может быть редколлегия с международным составом, но это, как правило, не лежит в основе их ДНК: ядро редколлегии российское, чисто внутреннее. А между тем во всем мире научные журналы носят глобальный характер. Это справедливо и для устоявшихся издательств в США или странах Европейского союза, и для новых хороших журналов, которые выходят, например, в Китае. И возникла идея сделать международный журнал на российской почве.
Эта идея имеет дополнительное измерение. За последние десять лет я поездил по России, понаблюдал за научным процессом. И меня очень беспокоит настрой некоторых коллег, что раз нужно публиковаться в журналах с высоким импактом, собственные журналы нам не нужны — все пойдем в хорошие зарубежные. Но в силу разных особенностей, в частности недостаточного опыта международных публикаций, в России существует некий культурный и языковой барьер для быстрого перехода на международные рельсы. Речь не о тех ученых, кто и так уже публикуется в западных журналах. Этот барьер стоит перед большим количеством других ученых в России — молодыми исследователями, аспирантами и так далее. И я подумал, что нужно создать журнал, который будет более открытым и понятным для основной массы российских ученых. Он должен сработать как некий механизм тренировки и входа для большого количества авторов, но в то же время быть журналом высшей категории, не давать никому никаких поблажек и работать полностью по лучшим международным стандартам. В общем, я стал это обсуждать с издательством и незаметно для себя втянулся и согласился возглавить такой химический журнал. Ни за что бы не стал редактором другого журнала, но это воспринял как донкихотскую миссию. Или «Родина сказала: “Надо!”, комсомол ответил: “Есть!”». Поэтому я и согласился.
Так как работать этот журнал должен полностью по международным правилам фактически на базе и России, и зарубежной науки, конечно, встал вопрос о создании международной научной редакции. Это было моей первой задачей год назад. В редколлегию вошло довольно много известных ученых, в том числе людей из диаспоры, но не только. И они тоже прониклись этой идеей: российским аспирантам и молодым ученым нужно научиться публиковать свои статьи в хорошем журнале, действующем по международным правилам, научиться подвергать себя экспертизе не локальной, а международной. Это важно, потому что на самом деле экспертов в одной отдельно взятой стране, даже в такой, как Россия, недостаточно. Сегодня есть только одна страна в мире, где есть, может быть, эксперты по всем направлениям, — это США, и тем не менее она прибегает к экспертизе со всего мира. Россия в этом смысле — поле гораздо меньше, где некоторые области науки не развивались в последние годы. Да и любому журналу в мире сейчас сложно найти хороших рецензентов, и, если вы действуете в масштабе всего мирового научного сообщества, у вас больше шансов.
— О том, что нужно сохранять российские журналы, вы говорили уже не раз. Какую роль, на ваш взгляд, они должны выполнять, какую часть научного процесса обеспечивать?
— В первую очередь они должны быть настоящими рецензируемыми журналами и бороться с плагиатом — это очень опасно. Я говорил об этом в предыдущем интервью Indicator.Ru, не буду повторяться: в условиях огромной конкуренции российские журналы могут вообще исчезнуть. Что тогда останется? Какая-то часть ученых, кто не просто умеет писать по-английски хорошо, но и понимает, как оформлять свои статьи, будут писать за границей. А что делать другим — аспирантам, которые должны публиковать работы перед защитой, и людям, не имеющим доступа к информации о том, как правильно готовить публикации в международные журналы, из-за языкового или психологического барьера? Им остается идти в мусорные журналы, где статьи публикуют за деньги. А это будет способствовать тому, что наука еще больше провинциализируется. Поэтому нам нужно пытаться сохранить свои журналы, но единственный способ — делать международные редакции, где в редколлегии не менее двух третей иностранцев. Нашему журналу повезло, среди русскоговорящей научной диаспоры, наших соотечественников, много выдающихся ученых — они могут читать статьи по-русски. Поэтому мы готовы рассматривать статьи на русском, а потом переводить. Конечно, чтобы не тратить время на перевод, лучше сразу присылать рукописи на английском, но есть и такая возможность.
— Как именно вы изменили работу журнала, как собирали статьи для первого выпуска в обновленном виде?
— «Review Journal of Chemistry» основал и редактировал академик Николай Зефиров, замечательный советский ученый, однокурсник и друг моего отца академика Виктора Кабанова. Конечно, в последние годы после ухода Николая Серафимовича количество и качество публикаций в журнале сократилось, поэтому с 1 января этого года мы стали работать фактически с нуля. Чтобы раскрутить журнал, требуется время. И главное, что у нас есть, — международная редакция. Все, кто согласился в нее войти, очень серьезно отнеслись к этому делу. Некоторые из членов редколлегии имеют сверхвысокие индексы цитирования, некоторые — главные редакторы или заместители редакторов в крупных иностранных журналах. И несмотря на занятость, они уделяют время нашему журналу: дают советы по вопросам редакционной политики, помогают с созданием тематических кластеров, привлечением авторов, поиском рецензентов, делятся своим опытом.
Мы судим статьи по гамбургскому счету. Первое, что стали делать, — отвергать рукописи недостаточного качества, прогонять их через проверку на плагиат, в целом строго оценивать материалы. Для многих статей, которые к нам шли самотеком как в существующий журнал, мы вынужденно закрыли дверь, они не годятся.
Дальше мы сильно расширили спектр научных областей, решили создать один общий журнал по химическим наукам и материалам. Кроме того, отказались от приема только обзоров, будем публиковать и краткие сообщения, и экспериментальные работы, и так далее. В портфеле у нас все еще большое количество обзоров, и это неудивительно, так как исходно это был обзорный журнал, и сейчас мы расширяем публикационную «поляну». Но ограничиваться обзорами мы больше не будем.
Мы также начали составлять тематические кластеры, соответствующие актуальным областям науки, к которым хотим подстегнуть интерес. В будущем статьи в кластерах можно будет собирать по разным выпускам журнала. От бумажного выпуска мы отказались и сейчас готовим для журнала современный веб-сайт. Мы приняли решение со следующего года изменить название на «Reviews and Advances in Chemistry», оно лучше соответствует обновленной тематике. Но старое мы тоже сохраним для преемственности на нашем сайте. Сейчас наш журнал гибридного доступа, то есть в нем можно публиковать как статьи, получаемые по подписке, так и статьи открытого доступа. Со временем мы хотим полностью перейти на открытый доступ и для достижения этой цели пойдем на очень интересные инновации, о которых надеюсь рассказать в ближайшем будущем.
— С какими сложностями вы столкнулись в работе международной редакции?
— Главная трудность у всех редакторов одна — вы должны наполнить портфель. И когда журнал только начинается, он наполняется относительно медленно. Как раз для этого мы создаем тематические кластеры — они расширяют спектр областей, о которых мы пишем. В этом участвуют все члены редколлегии, в ней у нас сейчас около 40 человек. Мы не просим их писать статьи в журнал — это неправильная практика — но они помогают в поиске авторов и рецензентов. Потому что обеспечивать приток авторов извне — одна из самых больших сложностей в работе редактора. И для редактора любого хорошего журнала, даже престижного, большую сложность представляет поиск рецензентов. На некоторые статьи приходится посылать до 20–30 запросов на рецензию, чтобы получить нужное число рецензентов. Люди получают десятки таких запросов, они настолько заняты, что найти качественных рецензентов крайне сложно. Но иметь по крайней мере две или три серьезные рецензии на статью, а иногда и больше, очень важно. Это и есть две ключевых трудности — наполнение портфеля и поиск рецензентов. Однако это проблема всех журналов в мире, в том числе журналов первого квартиля, которым мы намерены стать. Остальное относится к производственному процессу, это технические вопросы: разработка нового сайта, оптимизация электронного портала издательства для подачи статей.
— Как сейчас организовано рецензирование в журнале — одностороннее слепое?
— Мы предлагаем авторам опцию слепого рецензирования, но пока еще ее не использовали. Важно, что в качестве рецензентов мы привлекаем людей, хорошо известных в той или иной области. Поскольку мы объявили тематику журнала очень широко, как все области химии, поиск рецензентов становится довольно серьезной задачей. Разумеется, мы не допускаем, чтобы статьи рецензировали «соседи по комнате». Наши рецензенты работают в разных странах, авторы их зачастую и не знают. С самого начала мы задали достаточно высокий уровень статей, а это означает, что надо отклонять довольно высокий процент. Поэтому наполнение номеров — большая задача. Но мы с ней справимся.
— Из каких стран, кроме России, вы планируете привлекать авторов?
— В журнал и ранее приходили статьи, например, из Индии и Ирана, но мы намерены резко расширить охват стран за счет привлечения авторов из Европы, Северной Америки и других регионов.
— Что для обновленного журнала станет критерием успеха?
— Наполнение журнала высококачественными статьями, которые проходят серьезную рецензию по международным меркам при высоком уровне отсеивания, по разным областям химии и материалов. Второй момент — международный характер рецензирования и международный характер поступающих статей, и последнее еще сложнее сделать. Хотелось бы, чтобы этот журнал стал важным для российских и международных авторов и способствовал улучшению российской публикационной экосистемы. Чтобы российские ученые химики и специалисты по материалам знали: у них есть возможность послать статью в наш журнал и чему-то научиться. И чтобы этот журнал пользовался уважением и вниманием химиков во всем мире.
— Видите ли вы возможность делиться опытом и практиками с другими российскими журналами как раз для улучшения публикационной экосистемы?
— Мы все время готовы делиться знаниями и опытом. В России издается много научных журналов, и РАН предпринимает серьезные усилия для улучшения их качества. И мы постоянно общаемся, делимся практиками и в частном порядке, в том числе и с конкретными редакторами. Например, у нас в редколлегии замечательный химик академик Валентин Анаников — главный редактор журнала «Доклады Российской академии наук. Химия, науки о материалах». Наряду с ним в редколлегию входят профессор Татьяна Бронич, главный редактор элзевировского журнала «Nanomedicine» с импакт-фактором 6,5; профессор Юрий Гогоци, заместитель главного редактора журнала Американского химического общества «ACS Nano» с импакт-фактором 14,6; другие редакторы международных журналов. Конечно, мы делимся опытом по ходу работы и общения.
— Как, по вашему мнению, следует решать проблемы в сфере рецензирования и научной экспертизы в России?
— Постоянной борьбой. Если вы живете у реки, все время надо укреплять берег. Нужно постоянно отрабатывать, улучшать, соблюдать, пересматривать, искать, «где размыло». Основные этические правила меняются со временем незначительно, но вот механика их применения нуждается в постоянном ремонте, происходит эрозия. Чтобы это предотвратить, нужно регулярно перемешивать экспертные советы, повторять этические правила в редакционных политиках и требованиях грантовых фондов, публиковать их, говорить о конфликтах интересов. Приведу пример. В США я рецензирую грантовые заявки уже 25 лет, и перед участием в каждом экспертном совете еще до получения доступа к заявкам я получаю информацию об авторах и их командах. Я делаю заключение, с кем у меня конфликт интересов — из каждых ста грантов это будут пять–семь заявок, — и дальше никак не участвую в обсуждении этих проектов. Я дважды, до заседания экспертного совета и после него, подписываю бумагу с обязательством соблюдать конфиденциальность и раскрывать конфликт интересов. Это официальное обязательство, если я его нарушу, меня действительно можно посадить в тюрьму. Даже на заседании совета факультета, в котором заседают полные профессора, мы подписываем документ о конфиденциальности — в своем собственном кругу каждый раз подписываем. Это действует на мышление, вы постоянно помните об этом, не происходит эрозии практики применения. Я никогда не обсуждаю то, что происходит на экспертных панелях, даже со своей собственной женой, а она не обсуждает со мной — ведь она тоже эксперт. За все четверть века работы в США у меня были редчайшие случаи, когда кто-то заговаривал со мной о том, что происходило в процессе экспертизы. И о таком случае сразу надо сообщать в грантовое агентство или редакцию журнала. Я, правда, по советской привычке никогда не «стучал», но отношения прекращал сразу. Со временем возникло понимание, что это то же самое, как кто-то предложит пойти «ограбить бабушку», такое же преступление.
Думаю, в России очень важно добиваться такого же подхода в вопросах научной этики, как в Европе и США. И следить за этим важно как в грантовой системе, так и в журнальной. Научная публикация ничего не значит, пока о ней не узнают. Чтобы на нее обратили внимание, важен кредит доверия к опубликовавшему ее журналу со стороны научного сообщества. Важна репутация. Ее можно получить через разные механизмы: иногда просто потому, что вы публикуете на важную тему, но в более широком плане — когда у журнала хорошая история, когда он индексируется в международных базах данных. А без международного состава редколлегии, открытой декларации в статьях конфликта интересов, качественного рецензирования, отсутствия плагиата вы в них не войдете, не получите этот кредит доверия. Нам немного проще, наш журнал работал уже несколько лет и был включен в разные базы данных, его статьи неплохо цитируются, но тем не менее нам ясно, куда нужно развиваться, — и это здорово.
— В России сейчас действуют и общественные ассоциации, которые следят за соблюдением публикационных норм, и специальные организации, как Комиссия РАН по противодействию фальсификации научных исследований. Кто, на ваш взгляд, должен обеспечивать обновление практик применения этических правил, чтобы они не размывались? Должны ли это быть государственные органы, нужны ли решения регуляторов по этому поводу?
— В свое время при Минобрнауки был Совет по науке, который постоянно поднимал важные вопросы науки, в том числе этические. Сегодня в этой сфере есть правила у государственных научных фондов. Ключевую роль может и должна играть Российская академия наук — научное экспертное обеспечение деятельности государственных органов и организаций прописано в законодательстве страны. Собственные комиссии РАН по борьбе с лженаукой и по противодействию фальсификации научных исследований — важнейшие инструменты иммунной системы российской науки. Здесь также важна международная репутация РАН, ее деятельность в этом направления может послужить некоей гарантией сохранения репутации российской науки и ученых в мире. Но по большому счету, заниматься этим должны все и постоянно. В каждой научной организации, фонде должен существовать независимый наблюдательный совет, регулярно действующий, рекомендации которого должны быть весомыми. Кроме того, огромную роль должны играть собственные механизмы контроля научного сообщества — энтузиасты, люди, которые ищут нарушения, подделки, плагиат в научных публикациях, диссертациях. В этом смысле России повезло — есть замечательное общественное движение «Диссернет». На него нередко обижаются, но я считаю, это движение играет колоссальную роль в сохранении российской науки. Все эти усилия необходимы, в противном случае российских ученых просто исключат из всего, в чем им хотелось бы и необходимо участвовать, как произошло с олимпийским спортом. А это означает смерть всему научно-техническому развитию страны. Даже в относительно мощном СССР в прошлом веке наука не могла существовать в изоляции, мы серьезно отставали. Тем более сегодня, когда наука стала сверхинтегрированной и абсолютно международной, нам необходимо свободно действовать на международном поле. Тот факт, что в России активно борются с плагиатом и фальсификациями, на уровне как научного сообщества, так и государственных институтов, отвечающих за науку, — главный аргумент, чтобы российская наука не оказалась на периферии и в изоляции.
